Журналист Ксения Собчак приехала в Петербург в качестве председателя жюри прессы международного кинофестиваля «Послание к человеку». Ненадолго отвлекшись от своих обязанностей, телеведущая рассказала представителям СМИ, почему не видит себя в современной политике, как относится к инициативам Виталия Милонова и что привлекает ее в русском шансоне.

— Ксения, вы еще не пожалели, что приняли предложение Алексея Учителя стать членом жюри на фестивале?

— Нет, что вы. Со времени своего отъезда в 18 лет я никогда не проводила в Петербурге столько времени, всегда приезжала максимум на день-два, либо по каким-то семейным делам, либо по работе. И вот впервые за 12 лет я провожу здесь целую неделю, и это очень странное чувство, в нем много ностальгии. Мне очень нравится Петербург, я его таким не помню. Обычно приезжаешь на один день, знаешь одну гостиницу «Европейскую» и один ресторан. Но сейчас совсем другое ощущение города. Здесь столько красивых модных мест, очень чисто, но, конечно, жуткие пробки. Я думала, это только московская проблема. В целом я очень благодарна Алексею Учителю за возможность прожить неделю в родном городе, ощутить его пульс, да еще и посмотреть такое количество интереснейших фильмов.

— Что можете сказать о программе «Послания к человеку»?

— На фестивале в Петербурге я в первый раз. Это мой в этом смысле дебют. Но я поражена тем, на каком высоком уровне находится конкурсный показ фильмов. Дело в том, что я очень люблю документальное кино, и Алексей пригласил меня не просто так. Он еще на «Кинотавре» заметил меня на всех документальных показах. Но сейчас я понимаю, что «Послание к человеку» и документальная программа «Кинотавра» — это несравнимые величины. Как зритель я знаю, что обычно имеется в виду под документальным кино. Это зачастую довольно среднего уровня работы, тоскливые, полные драматизма, суицидальные, но редко выходящие за грань общих представлений о документалистике. На «Послании к человеку» точно не так. Мы третий день просматриваем фильмы и уже начали спорить внутри жюри. Боюсь представить, что будет в конце недели.

— Помимо кинофестивалей, Петербург также прославился странными инициативами депутата Милонова, судом над Мадонной, конфискацией картин…

— Вы знаете, мне кажется преступным по отношению к городу говорить, что он прославился этими людьми. Петербург все-таки прославился Достоевским, Белым, Растрелли, совершенно другого порядка гениями. А это прославился не Петербург, а Милонов за счет своих инициатив. У нас город с такой богатой историей, с таким невероятным прошлым, что к нему вот это все не прилипает, слава богу. Исаакий — он все равно выше, шпиль наш – выше. И Эрмитаж выше всего того, что спускается в дождливую погоду, которая, к счастью, бывает здесь часто, вниз по канализации. Поэтому я бы не стала на фоне Адмиралтейства такое значение придавать подобным вещам.

— Недавно в Петербурге также состоялся крестный ход. Как относитесь к попыткам власти сблизить народ с церковью, которые особенно заметны в последнее время?

— Власти нужно опираться на какие-то ценности, и, к сожалению, никаких новых ценностей она не смогла предложить. Как и при царской России, мы опираемся на самодержавие и православие. Но современная Россия – это светское государство, и мы имеем как право верить, так и право не верить. Поэтому назидательность, которая появилась в последнее время у нашего государства, в принципе неправильна. Государство вдруг решило, что может меня или кого-то из моего поколения научить, как надо. Лично я эту функцию государству не давала. Это, простите, не его собачье дело. Его дело – это за мои налоги строить дороги, проводить канализацию, обеспечивать хорошее образование, медицину и так далее. Но лезть ко мне в постель, решать, в кого мне верить, что хорошо для моего ценностного развития, а что нет – это не его дело. Это я определю сама внутри своей семьи. Великодержавные ценности — это очень опасный тренд. Когда говорится о чем-то великом, обычно заканчивается чем-то низменным. И если господину Полтавченко хочется верить в бога, и он является православным человеком – это прекрасно и замечательно. Но не очень понятно, почему это должно как-то влиять на всю систему управления городом. Иконы должны висеть у него дома. Но, насколько я знаю, у чиновников, которые приходят в кабинет к градоначальнику, создается ощущение, что они пришли к алтарю, к иконостасу. Почему нужно выпячивать то, во что ты веришь, на работе? У меня тоже есть офис, но я же не вешаю в нем образы Будды или Вишну.

— А сами вы бы не согласились оставить журналистику и стать губернатором Петербурга?

— Каждый должен заниматься своим делом. Я журналист и горжусь тем, что за последний год в тяжелых обстоятельствах смогла продвинуться в своей профессии, учиться чему-то, развиваться. Это редкая возможность. Федеральное телевидение с его гонорарами, с его занятостью и так далее, может быть, не давало мне возможности до конца реализовать себя в журналистике, которая мне нравилась. Но из-за того, что я не могу больше работать на федеральных каналах, я наконец-таки смогла заниматься тем, что по-настоящему люблю. И в этом смысле я даже отчасти благодарна ситуации, потому что сама вижу, как за год происходит мой рост, как я работаю в команде профессионалов на канале «Дождь». Поэтому все, что не происходит — точно к лучшему, уж я это знаю как никто.

— То есть политикой вы заниматься не намерены?

— Я буду заниматься общественной деятельностью обязательно. Но за этот год я убедилась, что политика в России на сегодняшний момент – это дело достаточно грязное. И люди, которые в какой-то момент смогли через свой идеализм оказаться у власти или около власти, сегодня такой возможности не имеют. Сегодня нет ни одного идеального лидера в моей стране. Есть люди, которых я поддерживаю, потому что они находятся в сложной оппозиционной ситуации, и я считаю, что на этом историческом этапе их нужно поддержать. Но я человек очень гуманистического мировоззрения, для меня важны общечеловеческие ценности, милосердие, умение не обозлиться и отказаться от жесткой риторики. А в современной России этого себе никто из политиков позволить почему-то не может.

— Вы ездили на Валдай и задали там вопросы Путину и Володину. Однако полученные обтекаемые ответы вас не удовлетворили. То есть вы действительно верили, что они ответят вам честно, или делали это ради попытки?

— Если завтра у меня будет возможность опять задать вопрос президенту, я снова это сделаю. Потому что совершенно неважно, что делают другие, важно, что делаешь ты, твоя совесть должна быть в этом смысле чиста. Я, как журналист и как человек, имею ряд вопросов к ключевым политикам нашей страны. И буду их задавать при каждой возможности. То, что они не отвечают, или отвечают обтекаемо, или врут — это уже их действия, и они будут за эти действия отвечать перед собой, перед богом, перед народом. Если Владимир Владимирович отвечает про хунвэйбинов — это его выбор, если Володин отвечает про свободную прессу так, как он отвечает, — это тоже его выбор, и такой ответ — это тоже ответ. Я абсолютно не согласна с позицией, что с ними е о чем разговаривать и вообще, «только революция, только хардкор». Эта ситуация тупиковая, она ни к чему не приведет. Если мы хотим позитивных сдвигов, мы должны стучаться в каждую закрытую дверь. И если эта дверь не открывается, это не значит, что не нужно пробовать стучаться дальше. Те процессы, которые происходят в последние дни, показывают, что изменения-то есть. Невозможно было год назад представить такие московские выборы. Невозможно было представить, что Ксению Собчак, у которой проводили обыски, или Рыжкова, которого еле зарегистрировали, пригласили обсуждать что-то с президентом. Власть никогда не делает ничего, если она не вынуждена это делать из-за страхов и ощущения того, что становится горячо. Видимо, сейчас мы все привели их в ту точку, когда они вынуждены вести подобные открытые дискуссии, они вынуждены проводить такие выборы, идти на те или иные шаги, на которые они никогда бы не пошли год, два или три назад, и в этом, конечно, большая победа. Да, этого мало, но это уже не ничего. Я не представляю себе, насколько нужно быть оторванным от реальности, чтобы ждать, что Путин или кто-то, находящийся у власти, будет молить о пощаде, объявит перевыборы и пойдёт с верёвкой на шее в тюрьму с покаянием. Но то, что мы все заставили сделать так, чтобы изменения начали происходить, — это факт.

— В Интернете появился клип, в котором вы выступаете в качестве новой звезды русского шансона Оксаны Север. Кто вдохновил вас на этот образ?

— Я исключительно шапочно знакома с Оксаной Север, поэтому вам лучше спрашивать у нее, но, насколько я знаю, эта артистка выросла на песнях Стаса Михайлова, Ваенги и прочей высококлассной музыке, которую мы слышим вокруг. Наверное, она попыталась внести свой вклад, потому что шансон в нашей стране настолько прекрасен, настолько всеобъемлющ, эта эстетика пронзила нашу страну. Ею пропитано сердечко каждого человечка, поэтому всем родненьким, всем разведеночкам посвящается эта песня.

— Вы довольны тем, каким получился клип в итоге и что будет дальше с этим проектом?

— Я очень довольна. Особенно тем, что этот клип сразу выявляет в людях ощущение прекрасного. Есть огромная часть людей, которые вообще не поняли, что это шутка. Как в свое время многие не понимали творчество Саши Барона Коэна, так же сейчас появится категория людей, не понимающих творчество Оксаны Север, и это прекрасно. Я делала клип с людьми, которых пока не хочу пиарить, потому что мы хотим продолжать этот проект. Стихи мы писали вместе, там есть часть моего творчества. Так что все впереди. Думаю, что Оксану Север еще не раз пригласят поучаствовать в предвыборной кампании «Единой России», мне кажется, она очень подходит с точки зрения электората этой партии.

—  Те, кого вы пародировали, пока не высказали своих претензий?

— Вот Лере Кудрявцевой очень клип не понравился. Она считает, что это совсем не смешно. И главное, я с ней согласна: это правда не смешно. Это очень грустно. Вообще очень много грустных вещей, происходящих в нашей стране, над которыми как бы насильно приходится смеяться, потому что если не смеяться, то становится совсем грустно.

Текст: Софья Мохова