В институте мне рассказали, что научный подход – это мания классифицировать все на све­те. Пользуясь этим проверенным методом, я попробую составить уникальную классификацию – «Периодическую систему лохов» Ксении Собчак.

Я убеждена, что мой скромный труд в начале третьего тысячелетия не менее актуален, чем периодизация химических элементов и дешифровка письменности майя. Бешеный успех этому скромному научному эксперименту обеспечит также тот факт, что я проживаю в столице нашей родины городе-герое Москве. Это, безусловно, большая удача для пытливого исследователя лошизма. Никакая другая географическая точка не обеспечила бы меня таким богатым культурологическим материалом, как наша древняя столица. Благодаря удачному стечению геополитических обстоятельств лох в нашем городе представлен, можно сказать, в апогее. Во всем своем фееричном многообразии.

Тут, мои дорогие читатели, вы имеете право скептически пожать плечами и спро­сить – а что же, дорогая Ксения Анатольевна, по-вашему, способствовало обильному московскому лохогенезу? Возможно, речь идет об особенностях почвы или атмосферных аномалиях? Возможно, сонмы лохов порождают вредные выбросы капотненских заводов? Или всему виной нечто метафизическое – волны пирамиды Голода или вредоносные лазерные лучи, которые, как полагают сторонники конспирологических теорий, испускают глаза статуи Петра на «Стрелке» работы скульп­тора Церетели? А вот и нет.

Философы и историки, носители различных, иногда совершенно противоположных взглядов, сходились во мнении, что высшие силы избрали великую страну Россию в качестве поля для судьбоносных экспериментов. Этим моя родина выделяется на фоне всего остального человечества, как баобаб среди никому не нужных сорняков. Сознание исключительности и избранности не может не наполнять законной гордостью сердце каждого гражданина славной державы. Особенно гражданам понравился последний божественный эксперимент: когда нежданно-негаданно на их светлые головы пролился золотой поток нефтяного бабла. Это был нестандартный эксперимент – обычно высшие силы проводят на Родине иссле­дования в области границы свинства и морозоустойчивости россиян, – и, надо сказать, дармовое бабло вместо привыч­ных столыпинских вагонов и черных во­ронков очень понравилось представителям великой страны. Особенно тем из них, кто оказался в метафизической точке основного распила, ко­торой и стал наш любимый город ­Москва. Это небольшое сообщество людей, которое глянцевые журналы именуют «светским обществом», и будет нашей референтной группой. Именно она выделила из себя наиболее хрестоматийные лошиные виды и подвиды.

Изучая периодику и современную литературу, я долго пыталась найти хотя бы одного автора, который проник в суть великого божественного эксперимента, называемого «годы путинской стабильности». Увы, я не нашла ни одного. Ближе всего к разгадке оказался писатель Пелевин со своими «баблонавтами». Но и этот гений пера не провел окончательный анализ – сказалось лондонское затворничество и, как следствие, недоскональное знание поляны. И немудрено!

Вопрос: «Зачем высшие силы избрали нашу родину мишенью Великого Денежного Потока?» может поставить в тупик самого остроумного исследователя. ­Казалось бы, никакого смысла в этой промо­акции нет. Самое остроумное, на что сподобились объекты божественного волеизъявления, – это лодочка, домик и офшор. Ладно, хоть один купил футбольную команду. И заодно породил среди критиков нравов версию о том, что высшие силы просто желали посрамить английскую спесь – и с этой целью направили на Лондон карающую длань Сыктывкара.

Но я хотела бы предостеречь культурологов от скоропалительных выводов! Сыктывкар, Лондон и футболисты тут совершенно ни при чем. Все они оказались лишь статистами внутри Великого Божественного Замысла, который вам сейчас раскроет жрица храма и фокусница Ксения Собчак!

На самом деле денежная масса, обрушенная на нашу бедную родину, была не чем иным, как недостающим ингредиентом питательного бульона. Как только ингредиент всыпали – процесс пошел: подобно тому, как в процессе биологического опыта биомасса выделяет из себя ты­сячи видов бактерий, родина, осыпанная нефтедолларами, ­выделила из себя десятки доселе не известных науке видов лоха. Осознав этот факт, я проникла в самую суть загадки «эпохи стабильности». И сейчас раскрою ее перед вами, дорогие читатели.

На самом деле это была никакая не стабильность, а опыт, произведенный космическим разумом, по выведению новейших видов лоха. Эксперимент увенчался абсолютным успехом. На его результатах мы подробно остановимся ниже.

В качестве основного инструмента лошиной классификации я решила применить принцип акына – то есть в полном хронологическом и стилистическом бес­порядке рассказывать о том, что видели мои собственные красивые глаза и щупали изящ­ные руки. Иными словами, врать я вам собираюсь чистую правду.

Каждый из видов и подвидов, с кото­рыми вы ознакомитесь ниже, был изу­чен, взвешен и классифицирован автором лично. В бытность свою светской львицей и модной ведущей телепрограмм я, подобно энтомологу, кропотливо собирала свою коллекцию членистоногих и чешуекрылых, которых ныне и представляю вашему вниманию. А теперь всем ша, барабанная дробь. Гербарий в студию!

Лист первый. Лох Сереб­ристый! Чело­век, который шел к успеху и пришел к нему. Выглядит богато, пусть даже и несколько экстравагантно. Щедр душой. С переменным успехом ищет себя в но­вом статусе. В периоды ремиссии приятен в общении и корректен, но остерегайтесь спонтанных пароксизмов быдлячества.

Как уже было сказано, ничто так не об­нажает и не стимулирует лошиную составляющую человеческой природы, как куча бабла. Именно поэтому Лох Серебристый, то есть вдруг обретший благосостояние, являет собой подлинную жемчужину на­шей классификации. Разумеется, лохи встречаются и среди обладателей старых денег. Но во-первых, в интересующем нас ареале распространения, то есть на просторах родины, таких прецедентов прак­тически нет. А во-вторых, хорошее воспи­тание, образование и прочие полезные изобретения цивилизации, которые можно купить за деньги, препятствуют раскрытию лошиной природы во всей красе. Другое дело, если лох обретает бабло ­неожиданно, как если бы оно обрушилось на него с неба вместо испепеляющей молнии, которой по всем законам добра и красоты должен бы поразить лоха Господь. О, почему я не Шекспир или хотя бы не Лев Толстой! Только великому гению под силу описать глобальный сдвиг пластов, который происходит в душе лоха после того, как он заработал миллион долларов в процессе, допустим, обмена гондонов на гвозди! Причем и то, и другое участники сделки, разумеется, где-то украли. Или, правильно наученный мамой, юный лох прямо из кемеровской пятиэтажки отправляется служить в карательные государственные органы. В этом случае перед счастливым избранником судьбы открываются совершенно радужные перспективы: головокружительные возможности ограничивает только уровень лошиного усердия. Перед лохом-карателем – любые возможности: от крышевания ларьков до назначения следователем по чему-нибудь особо важному – с возможностью изъятия материальных благ у врагов на­рода в пользу себя. Но основная популяция Лохов Русских Серебристых все же возникла благодаря скачку цен на угле­водородные ресурсы.

Рисуя обобщенный образ российского лоха, многие исследователи совершали ошибку, путая видимость с сущностью. Так, на заре нового русского процветания многие склонны были абсолютизировать в качестве глав- ных признаков породы малиновый пиджак и голду на шее. Когда на их место пришли остроносые туфли и кашемировое пальто, наши горе-систематики возопили: «Лох переродился! Лох приобрел лоск!» Так природная недалекость и отсутствие прочной методологической базы сослужили ученым хреновую службу.

Дело в том, что лох не стоит на месте: он подобен не камню, но изгибу волны. Волна ежесекундно меняет форму, меняются и частицы воды в ней, неизменной остается лишь сущность. Так и наш герой. Дети былых кооператоров, поступившие на госслужбу и вложившиеся в нефтянку, ни разу в жизни не надевали перстень с печаткой или галстук с узором «зебра», но вечная сущность Лоха Серебристого ­по-прежнему сверкает и искрится в них и не подвержена никакому прогрессу, как нет и не может быть прогресса в веч­но меняющихся волнах Мирового океана.

А сущность эта, повторяю, в том детском ошеломлении, которое испытывает лох при звоне сыплющихся на него с неба пиастров. «Я богат. Я крут. Я этого заслуживаю» – вот те немногие членораздельные фразы, которые можно разобрать в неумолкаемом грохоте литавр, наполняющем лошиное сознание. Наш герой спешит поведать всему миру о происшедшей в нем грандиозной перемене. Каждым своим физиологическим оправлением он отныне обязан подавать сигнал о том, что он не такой, как все прочие люди. Это совершенно необходимо, потому что он как был лохом, так лохом и остался, и стоит ему хоть чуть-чуть расслабиться, как окружающие мигом его раскусят.

Тяжелое бремя ложится отныне на лошиные плечи: каждую секунду жизни не забывать и не давать забыть другим – о том, как высоко вскарабкался он по социальной лестнице. Самый простой способ – тупо тратить побольше денег, прикуривать от купюр большого достоинства и мазать тела продажных дев малосольной осетровой икрой. Но эту фазу наш герой проходит достаточно быстро, осознав, что не для того он зарабатывал бабло потом и кровью, чтобы подвизаться в жанре клоунады. В ход идут литературные источники, начиная со стихов про мистера Твистера, владельца заводов, газет и пароходов, стихи о котором ему в детстве читала бабушка. Лох учится подзывать официанта щелчком пальцев и тыкать шоферу в спину тростью. Лох может обращаться даже к легендарным источникам – из Библии он, к примеру, может узнать, что после победы над филистимлянами царь Саул приказал отлить себе трон из золота. И что же? Сказано – сделано. И вот уже авторитетный житель Санкт-Петербурга Сергей Васильев, переживший семь покушений (библейские злодеи-филистимляне отдыхают в рабочем тамбуре), устанавливает в собственном, разумеется, позолоченном самолете именно что золотой трон, украшенный самоцветными каменьями и вензелями «СВ» и снабженный ремнями безопасности. Это седалище славы я видела собственными глазами, а если верить слухам, подобные символы статуса имеются у нашего героя и по месту жительства. Я приношу свои извинения Сергею за то, что поместила его в рубрику «Лох Сереб­ристый» – серебро в наше время ничего не стоит по сравнению с тем, как этот человек высоко оценивает достигнутый им успех в быстротечной земной жизни.

Такое, конечно, осталось только в моем любимом городе на Неве. В остальной обитаемой вселенной Серебристые Лохи уже знают, что в деле кидания понтов нет смысла полагаться на доморощенные наработки царя Саула. Богатые люди, в ряды которых лох всю жизнь стремился, так себя не ведут. К тому же в мире давно уже существует огромная индустрия, помогающая Лоху Серебристому казаться таким, каким он хотел бы быть. Колесные диски для Bentley с изумрудами и рубинами, штаны Billionaire Couture с золотыми пуговицами на ширинке, пиджак Stefano Ricci из шерсти экзотических животных, часы Ulysse Nardin с жакемарами и миниатюрным храмом Василия Блаженного на циферблате – а может быть, и Bovet с портретом малолетнего сына-наследника, видывали и такое, – словом, вся та всячина, что вырастает из посеянных на Поле чудес золотых монет, сегодня к услугам нашего маленького Буратино.

Разумеется, в трагедии Серебристого Лоха не следует винить людей, выпускающих товары категории люкс. Флавио Бриаторе придумал свои золотые пуговицы и расшитые серебром шлепанцы как карнавальный костюм: видеть в них серьезный статусный символ так же глупо, как отправляться в засидку на зайца-беляка, нацепив для маскировки плейбоевские ушки и хвостик кролика Банни. Артистичные итальянцы и ироничные обитатели Манхэттена, владеющие модными марками, ставили себе задачу удивить и развлечь тех, кто слишком хорошо знает жизнь, чтобы без особого повода удивляться и развлекаться. Ирония и артистизм – та самая узкая, малозаметная тропинка, которая в принципе способна со временем привести Серебристого Лоха к виду нормального парня. Увы, путь этот тернист, и не многие идут по нему. А те, что пытаются идти, нет-нет да и срываются обратно, увлекая за собой в зловонные глубины престижные товары премиум-класса.

Возьмем хотя бы мужской портфель Brioni, фиолетового цвета, из смешной, покрытой пупырышками, страусиной кожи. Придумывая этот портфель, дизайнеры, очевидно, рисовали в своем воображении веселого и демократичного босса, который охотно демонстрирует подчиненным, что он тоже понимает юмор и может себе позволить парочку экстравагантных чудачеств. ­Дизайнеры, как люди искусства, совершили простительную ошибку – они забыли про лоха. Но могу ли забыть о нем я после того, как однажды увидела этот самый портфель в феерической сцене лошиного торжества? Дело было на Новый год. Случилось так, что мы с моим молодым человеком и подругой попали на вечеринку в ресто­ран «Бисквит», где веселился авторитетный предприниматель Давид Каплан. Отчего-то приглашенным на вечер арти­стам, в том числе популярной телеведу­щей Лере, гонорар за выступление не был выплачен заранее, как это обычно делается. Вместо этого в самый разгар веселья на сцене появился хозяин вечера, сжимавший в руках тот самый лиловый портфель Brioni из кожи страуса, доверху заваленный банковскими пачками по десять тысяч зеленых пиастров. – Лера! Помнишь, я проспорил тебе три тысячи? Прошел год, и ты можешь забрать больше! – провозгласил наш герой, вынимая из страусиного рога изобилия пачку честно заработанных на ниве российской стройиндустрии долларов. – Считать я не буду, заплати с нее налоги!

Дальше веселье шло по нарастающей: пачки зелени вылетали из сиреневой сокровищницы в направлении хора Турецкого («Турецкий – мой друг, он отличный парень! Что значит «Пора ехать»? Ребята, продолжаем играть, плачу еще три тысячи!»), других уважаемых артистов. Что может затмить мое чувство искреннего восхищения перед щедростью и широтой души нашего успешного современника?